Два сезона тому назад.
Деревня Лонгхольм.
Юго-западная крепостная стена, Донжон у Южных врат.
Начало утренней стражи.
Отдуваясь и фыркая, как Уух-Туум, на крепостную стену с
трудом вскарабкался дородный берсерк. Каким образом синие доспехи, трещавшие от
распирающего их изнутри жира, удерживали внутри себя брюшко гнома – не знал
никто, кроме владельца доспехов да неизвестного инженера, сумевшего зачаровать
броню. Отцепив трезуб ближайшей «кошки» от замшелого камня, воин Подгорного
Народа обмотал веревку несколько раз вокруг объёмистого туловища, завязав её
хитрым узлом, аккуратно пристроил в бойницу, дважды дернул и потряс, подавая
условный сигнал, и, получив в ответ двойное подергивание, лёг на камень,
уперевшись ногами в зубцы крепостной стены.
Спустя недолгое время по этой веревке забралась троица гном,
и последовала примеру берсерка, быстро разобрав соседние «кошки»…
Увидав запертую дверь в Донжон, покрытый шрамами КхадЛорд,
одетый в оранжево-воронёные доспехи, примерился для удара. Повисшие на обеих
руках гномы затараторили в унисон:
— Курбан, ты чего, стой!!! Ты же, как всегда, силушку не
рассчитаешь, и дверь вместе с половиной башни рухнет, переполошив грохотом всех
Безбородых на сотню переходов вокруг! Погоди! Мэлани говорила, что мы и так
пройдём!
Подойдя к двери, изящная КхадЛеди отодвинула в сторону всех
столпившихся, чуть нежнее, чем остальным, потрепав бороду уже известному нам
толстяку, и приложив миниатюрный пальчик к губкам, прошипела:
— Спокуха! Как говорит наш шеф, клиента будем брать чисто,
без шума и пыли, Без Палева!!! «Пылесосы» на предохранители! Топоры и молоты –
держать в руках, и не дай вам Кхадгор нанести удар до моей команды!
На безупречной формы губах КхадЛеди заиграла зловещая
усмешка. Курбан, судорожно сглотнув остатки слюны, поспешил потупить взор, и с
трудом выдавил фразу из мгновенно пересохшей глотки:
— Мэлани, тут же все свои! Успокойся, прошу тебя!
Испуг уважаемого и известного Охотника за Головами был
понятен. Мало кто мог похвастаться тем, что видел улыбку Мэлани и оставался в
живых. Обычно рассказчики, вспоминая безмятежный взгляд и улыбку КхадЛеди,
тряслись от страха и просили принести им новые штаны – взамен обмоченных.
Потому что Мэлани улыбалась очень редко. Наивные простофили, не понимающие
предупреждения, спустя мгновение теряли сознание, оглушенные от детонации
Эфирных Камней (Мэлани владела ДАРОМ), и благополучно выпускали на волю Душу,
томящуюся в глубинах глупой прослойки между кишками и кольчугой. Тушки Мэлани
использовала по прямому назначению – Подгорный Народ, в отличие от Безбородых,
не имел неимоверных запасов пахотных земель, и не мог выращивать много злаков
на корм скоту. Проблема нехватки протеинов решалась просто и обыденно –
филейные части трупов шли в маринад, требуха и прочие субпродукты – на
удобрение для парниковых ферм. Вот только превращаться в мясной салат для
собратьев никому не хотелось…
Без Палева, тихонько усмехаясь в бороду, наблюдал за
окружавшими его жену гномами. Со стороны всё казалось просто и понятно –
властная и бескомпромиссная КхадЛеди-красавица, Глава Клана, и рохля-муж,
ВарГраф-консорт. На самом деле Мэлани претворяла в жизнь лишь то, что говорил
обожаемый ею муж, но это знали только они двое, да Кхадгор. Суровый Бог
Подгорного Народа, как всегда, молчал, и это всех устраивало. Без Палева
предпочитал оставаться в тени, зато Клан Нортов богател день ото дня,
потихоньку вытесняя в небытие десятки других Кланов, и незримо оказывал влияние
на всё большую часть жизни гномов. В этом карательном набеге Без Палева
рассчитывал прибрать (руками Мэлани) главенство на Совете КхадЛордов и занять
место у самого трона…
Мэлани осторожно приложила ушко к двери, прислушалась,
дважды постучалась в дверь, выждала несколько ударов сердца и снова дважды
постучалась. Изнутри раздалась сложная дробь. Удовлетворённо кивнув, Мэлани
ударила в дверь трижды, с паузами между ударами, и радостно прыгнула в объятья
открывшему дверь Безбородому, расцеловав его в обе щеки.
— Как же я рада видеть тебя, братишка!!! – Изумлённые лица
окружающих гномов и затихающий в глубине катакомб перестук выпавших челюстей
сопровождали недолгую немую сцену.
Быстро оглянувшись, КхадЛеди Мэлани расхохоталась.
— Что, думали, я зря говорила, что всё схвачено?
Познакомьтесь, друзья – мой единокровный братишка, Франц! Дурацкое имя, правда?
Папа у нас был один, а вот мамы – разные. Он полукровка, мама его была
Безбородой, и так глупо назвала, Францем. Бедный братик! Трижды в день скоблить
щеки бритвой начиная с 12 лет! По мне – так проще десять раз родить, как я!
Удивлённо переглядываясь, берсерки внимательно осматривали
своего нового побратима. Низкоросл, коренаст, могуч – да, стать и кровь
Подгорного Народа виделись во всём.
— Вот что я хочу сказать тебе, братик! Имя Франц – не
слишком подходит для гнома. Нарекаю тебя Иосифом! Ты не против?
— Иосиф так Иосиф. Я всё сделал, как ты просила. Вот схемы
укреплений. Стража только что сменилась, мой десяток уже благополучно спит –
дурманное зелье в эль. Если всё сделать быстро – никто и пикнуть не успеет.
— Отлично! Вот только ты, пока борода не отросла, лучше
побудь в обозе! Через два-три денька сойдешь за мальца, через недельку – за
юнца, через Луну-другую – за молодого человека, а там, глядишь, через
сезон-другой, на свадьбу пригласишь – с какой-нибудь покрывшейся плесенью
ВарГрафиней!
Взглянув на скривившуюся, как будто отведавшую скисшее вино,
рожицу брата, Мэлани вновь расхохоталась.
— Нет, ну до чего же вы все, мужики, одинаковые! Всем
подавай лязг оружия, предсмертный хрип врага да азарт битвы! Чем вы все думаете
– головёнкой или седалищем? Да не будь обоза – больше суток вы бы не прожили!
Берсерки тупорылые! Знавала я одного Безбородого…
Мимолётное воспоминание заставило Мэлани мечтательно
прикрыть веки и плотоядно облизнуть губы. Грустно вздохнув, она продолжила
рассказ:
— Звали его, как сейчас помню, Воин Дяди Васи. Достойный был
соперник. Только глупый. Ушел без спросу в разведывательный рейд, презрительно
бросив на прощание своему новому десятнику: «Опять Храмовник? Прислали б эля
лучше!» А то, что неплохо бы анализ событий и прогноз обстановки узнать даже и
не подумал. И уж тем более – спросить у своих Храмовников разведывательную
сводку. Зачем? Он же был крутым воякой, только что из окопа, и Храмовников
иначе как «придворными шаркунами» не называл, считая, что там – по Храмовому
паркету – одни полудурки да бездари ходят. Встретился со мной на поле брани.
Думал, что доспехи Хранителя Подземелий, выпитый эликсир, дарующий ему здоровье
Подземного Великана, магический Щит и ответные удары убьют меня контратакой. Наивный…
Даже Эфирные Камни не тронул – зачем? Сдвинула я их, да и срезала очередной
скальп! Вкусный Безбородый оказался! Я тогда его с соусом из молодых побегов
трифа запекла, в фольге на углях. А самым большим деликатесом оказалось
содержимое черепушки. Нет, вы только представьте, гномы – череп по уши
оловянный! Внутри – один мозжечок, и того – всего лишь на пару-тройку чайных
ложечек! Зато снаружи… Вот такие брови (Мэлани максимально растопырила большой
и указательный пальцы, показывая размер), вот такой лоб (пальцы сжались
настолько, что между ними вряд ли бы пролезла паутинка), и по лицу сразу видно:
понимает только две команды – «Фас!» и «Фу!».
Берсерки заулыбались, оценив юмор. Выждав положенную паузу и
сделав несколько шутовских поклонов, Мэлани набросила на Иосифа тёмно-зелёный
плащ с вышитой на нём золотом причудливо завивающуюся букву «N», после чего знаком подозвала прыщавого
подростка, стоявшего поодаль.
— Вельз, отведи Иосифа к Начальнику Обоза Патрику! И не
корчи из себя гному-малолетку! Да, я знаю кто ты, из какого Клана и чей ты сын!
Через половину сезона, когда ты станешь совершеннолетним, я первая склоню перед
тобой голову и назову «Ваша Светлость!» Но сейчас – Ваше НЕДОсиятельство –
изволь выполнять приказы старших!
Скрипнув зубами, молодой гном-новик взглянул исподлобья на
Иосифа и коротко буркнул что-то неразборчивое, знаком показав следовать за ним.
«Спокойно, Вельз, спокойно! Пусть эти насмешливые хари
запомнят тебя таким же, как сейчас – глупо улыбающимся дурачком, ничегошеньки
не понимающим в битве, пусть! Когда дело дойдёт до искусства владения ДАРОМ –
мы еще посмотрим, кто умеет только оглушать врага, а кто – умерщвлять за один
удар сердца, двигая Эфирные Камни! Вот тогда мы похохочем! Ты дорого заплатишь
мне, КхадЛеди Мэлани, за это унижение! Твой рохля-муж будет бессильно утирать
сопли и слёзы, когда ты будешь умолять меня обратить на себя моё благосклонное
внимание! Но я буду к тебе столь же внимателен, как к пыли под моими ногами!» –
успокоенный собственными мыслями, юноша удалился вместе с Иосифом.
Внимательно рассмотрев полученную от Иосифа схему, Мэлани
передала её Курбану, церемонно поклонилась и стала ждать распоряжений. Курбан
прикинул имевшиеся силы, и стал командовать:
— Хранители! Отпереть Врата и охранять этот Донжон,
удерживая Врата открытыми, пока в Лонгхольм не войдут наши основные силы!
Механики! Вам самое сложное – казармы Храмовников. Не забудьте, конечно, и про
Храмовую сокровищницу! Чужого нам не надо, но своё мы возьмём, чьё бы оно не
было! Дварфы! Арсеналы и Ратуша! Норты! Жилища Безбородых – жгите всё, режьте
всех, сейте панику и ужас, лейте кровь! Прайды! Вы – в моём личном резерве,
ждать команды! Всем всё понятно?
— Ты ничего не забыл, Курбан? – Подала голос одна из гном. –
Если забыл, могу напомнить – я пока еще Старшая Жрица! И пока я здесь – вы все
под покровительством Кхадгора! Я требую жертву нашему Отцу!
— Будет тебе жертва, будет! И не одна! Но чуть позже!
Курбан на мгновение замолчал, вспоминая, как они обманом
получили это «покровительство». Молодой и амбициозной Жрице надоело сидеть в
канцелярии, разбирая бытовые дрязги гномов, чем не замедлил воспользоваться
старый опытный берсерк. Немного лести, чуть-чуть искренности в восхищении и без
того безупречной внешностью, несколько мелких подарков…
И результат не заставил себя долго ждать – неделю назад
Жрица постучала в дверь спальни Её Высокопреосвященства Милены посреди второй
ночной стражи, вполголоса пробормотав: «Разрешите уйти в боевой поход?»
— Да! – Крикнула из-за двери Милена.
Вопрос Жрицы и ответ Милены слышали установленные обычаем
четверо заслуживающих уважения свидетелей – Старшие КхадЛорды сильнейших
Кланов, и Старшая КхадЛеди Мэлани. Обычай был соблюдён. Кланы выступили в
поход, а вместе с ними – Жрица, которую за цвет волос и хитрость, позволившую
обойти обычай, все стали называть Лиссой.
Распахнув плащ, молодая рыжеволосая гнома аккуратно
расправила Перевязь, и вдруг её лицо перекосилось от боли и гнева…
— Не спрашивай, откуда я это знаю, Курбан – у Жрецов свои
тайны! Безбородые только что начали штурм Кхатога! Как хочешь, но в Казармы
Храмовников пойду и я тоже! В крыло для новобранцев! И предупреждаю всех –
молодёжь и дети Безбородых нужны мне живыми! Для жертвоприношения Кхадгору!
Никем пока не замечаемые, берсерки растворялись в утреннем
тумане, направляясь к намеченным целям. Всё шло как по маслу – через стражу
Лонгольм должен был пасть. Внезапно предрассветную тишину развеял тревожный
удар Набатного Колокола…
Два сезона тому назад.
Деревня Лонгхольм.
Казармы при Храме Эквиль,
крыло для новобранцев.
Начало утренней стражи.
Темнота… Головная боль… Тело не слушается, трудно даже
разжать веки и посмотреть вокруг…
«Где я? Что со мной произошло? Почему я… Айййй! Как же
больно… Жив. Это главное. Разберёмся…»
— Он наконец пришел в себя! Он застонал и приоткрыл веки!!!
Суриал, сюда!
«Где-то я уже слышал этот голос… По-моему, недавно… Точно!
На экзамене при проверке на ДАР! Вспомнил! Это та самая девушка из новичков –
Сероглазая! Которая пятую степень показала сразу! Но почему она? Какую Суриал
она зовёт? Где Эскулапус или хотя бы Валиан?! И почему меня качает, как будто
мы на корабле? Был бой, я дрался…» Через удар сердца Комдив всё вспомнил…
Утро начиналось как обычно – с головной боли (ну Антисептик,
ну жук болотный! Подсунул Тарнуму смету со словами «Бочонок эля, три бочонка
лагера и четверть пуда копчёного октопуса» – а сам вписал лишнее, надеясь на
доброту и невнимательность Настоятеля. Повезло – Тарнум подмахнул смету, не
глядя. И Антисептик вечером позвал всех к себе в келью – на лагер! Теперь
мучайся с похмелья…)
Брат Комдив, одетый лишь в исподнее, лениво почесываясь, и
хватаясь руками за стены («Чего это их штормит? Опять землетрясение? И паркет
уже дважды поднимался и бил прямо в лоб… Не хватало еще так стоя и заснуть!»)
осторожно вышел на плац, и обычным для его утренней походки «противоогнемётным
зигзагом» направился к отхожему месту. Задумчиво проводив взглядом пролетевший
в ладони от лица боевой гномий молот, Брат Комдив несколько раз взмахнул
веками, пытаясь сообразить – это ему мерещится, и пора «завязывать», пока
зеленых богомольчиков на рабочем столе ловить не начал, или просто повезло, что
споткнулся на ровном месте и чудом избежал смерти?
Рефлекторный блок, перехват, контратака, пробуждение ДАРА…
Нет, не померещилось! Гномы, прямо тут – посреди плаца! Все в синем и охряном!
И так много!!! Откуда?!! Хмель вылетел из головы быстрее, чем глиняный ком из
серого голема. Вспомнив вчерашний экзамен на ДАР и показанное новичком по имени
Бельги плетение каскадов Эфирных Камней, Брат Комдив поставил магический Щит с
той самой – до вчерашнего дня неизвестной ему добавкой. И тотчас же удовлетворённо
хмыкнул, наблюдая за оседающей на землю первой троицей гномов, потерявших
сознание от контрудара собственным оружием.
«Доложить – ерунда, не
уйдёт никуда! И в Центральном ведь люди – не Боги. Поздно, пламя ревёт, не
успел – душу рвёт перезвон Аварийной Тревоги. Кто читал, отдыхал, или вахту
держал – по постам боевым разбежались, А в девятом, кто встал, кто услышал
сигнал – за себя и за лодку сражались. Ну а кто не успел, тот заснул навсегда,
не почувствовав, что умирает. Что за миг до конца им приснилось тогда, никогда
и никто не узнает…»
Всплывшие в памяти неизвестно откуда строфы давно позабытой
песни окатили Комдива лучше холодной воды. Когда и где он это слышал, дым
костра, шашлык, перебор гитарных струн – осталось в далёком прошлом.
Задумываться над выкрутасами памяти было некогда – нужно было любой ценой
поднять тревогу, чтобы не дать берсеркам вырезать воинов спящими. Сосредоточившись
на главной задаче, Комдив собрал Эфирные Камни и что есть силы яростно запустил
молнию в Набатный Колокол, висевший над Храмом Эквиль. Колокол пробудился от
многолетнего сна, и раскаты его тревожного звона понеслись по всему Лонгхольму,
призывая всех, как когда-то, на крепостные стены…
Комдиву повезло. Госпожа Удача оказалась на его стороне – и
прежде, чем пасть под ударами гномов, он успел девять раз подряд ударить
молнией в Набат…
«Набат? Плохо, но не смертельно! Нет, мрази Безбородые, я
вам так просто не дамся! Дети? Дети – это хорошо, наш Отец Кхадгор любит
невинные жертвы! Так, первый этаж, две дюжины оглушенных малолеток, потом
механики их на алтарь снесут, теперь вверх! Я вам отомщу за папу! Не будь я
Лисса!
Что за тело на лестнице? Трясешься? Что, страшно? Дохни,
тварь! Скажи спасибо, что ты не жертва на алтаре, с выпущенными кишками, на
которые я вывалила священных подземных муравьёв! Скальп снимать некогда –
дальше!
Ну почему всё так несправедливо! Почему все так пляшут
вокруг Сони – даже Милена? Почему я – старшая дочь Цезариуса, должна скрывать
своё происхождение? Больше того – специально идти в Жрицы, чтобы получить
доступ к архивам и подчистить их так, как мне надо? Почему моя мама, Анриетта,
с позором была изгнана из Жрецов – потому что ждала в своём чреве меня? Зачем
такое самопожертвование? Почему я не могу открыто носить имя своего папы?
Почему папа не освятил браком свой союз с мамой, а выбрал эту Легалию? Да, она
была достойна стать женой младшего КхадЛорда – но чем моя мама была хуже? Тем,
что она – Жрица? Как же несправедлив Элинор!
Что это за толстяк с рубиновой цепью? Даже буквы «М» нет –
послушник, что ли? Что же, Храмовника убить – сразу к престолу Кхадгора попасть
после смерти! Удара кулаком ему хватит? Хватило! Осел сразу, кусок сала…
Дальше…
Кто это? Подростки? Какие же они смешные! Да у меня больше
двух сотен Эфирных Камней накоплено, сопляки, на всех хватит! Что??? У них тоже
есть ДАР? У всех?!! Девчонка с пятой ступенью ДАРА? НЕЕЕТ!...»
Бельги привык вставать рано. Он едва успел умыться и
одеться, как чуть ли не над головой раздался Набат. Не тратя времени на
сдёргивание одеял, Бельги попросту поднимал матрацы и стряхивал на пол своих
братьев, чтобы побыстрее просыпались. Мысленно попросив прощения перед
Сероглазой и отвернув голову в сторону, Бельги зашел за ширму, отгораживающую
ложе сестрёнки от остальных. Сероглазая, к его удивлению, тоже не спала – не
обращая внимания на сползшее до пояса одеяло, она рылась в семейном кошеле.
Достав оттуда рыжие эликсиры, девушка разделила их на две неравные кучки, и
только сейчас заметив брата, кинула ему два пузырька.
— Пей! Это посмертный подарок мамы. Сегодня он нам
пригодится!
— Сероглазая, я не хотел за тобой подглядывать, прости что…
— Не время, Бельги! Лучше помоги мне потуже затянуть корсет
– иначе мне сложно будет влезть в кольчугу!
Старательно отводя взгляд и стараясь не касаться столь
близкое полуобнаженное девичье тело, Бельги помог названной сестре одеть только
вчера выданные новенькие доспехи. Потом выглянул из-за ширмы, убеждаясь, что
вся семья готова к бою. Буси, полностью одетый, помогал Вельштейну, что-то на
ходу ему объясняя и показывая. Хьюг, Мрак и Бомбо заканчивали подгонку брони.
Уроки Ланы не прошли даром. Сорок пять ударов сердца на подъём и облачение в
доспех – этот старинный норматив Чёрных Рыцарей был улучшен, по меньшей мере,
на одну пятую.
Сероглазая прошлась мимо братьев, раздавая эликсиры.
Проглотив содержимое доставшейся ему склянки, Хьюг прислушался, осторожно
приоткрыл дверь в коридор и выглянул наружу. Убедившись, что всё в порядке, он
дал знак, обнажил меч и направился к лестнице, ведущей на плац. Как поступать в
случае тревоги им никто еще не успел объяснить, и воспитанники Рэндома
действовали по наитию.
Шум какой-то возни не лестнице, звук падающих тел и
предсмертные хрипы подсказали, что всё было сделано верно. Оглянувшись, Хьюг
увидел спешащих ему на помощь Бельги с Буси, недоумевающие взгляды Бомбо и
Вельштейна, и расширенные зрачки Мрака и Сероглазой, уже успевших пробудить
ДАР, ища и собирая отовсюду Эфирные Камни.
Вылетевшая в коридор с лестницы гнома была больше похожа на
разъярённую Королеву Гуудов, чем на Жрицу. На ней не было шлема, а капюшон
плаща был откинут, являя всем взорам разлетающиеся при каждом движении рыжие
волосы. Сапоги и доспехи гномы были заляпаны кровью, а на перекошенном от злобы
лице играла недобрая ухмылка. Посох цвета лазури с золотом занёсся над Бельги,
и подростки приняли неравный бой, сгорая в пламени заклинаний Жрицы, кое-как
отбивая её яростные удары и отвечая магическими ударами остатками Эфирных
Камней, которые Жрица умудрялась складывать в немыслимые плетения каскадов еще
до того, как кто-либо успевал увидеть очередное поле и сложить собственное
плетение.
Отлетев от удара магией к стене и уже теряя сознание, Мрак
всё-таки успел перехватить инициативу и сложить свой каскад плетений Эфирных
Камней раньше Жрицы. Сероглазая оценила накопленные Жрицей Эфирные Камни и
нанесла по ним разящий удар. Сокрушительный удар посохом, который нанесла в
ответ Лисса, ушел в пустоту – девочка пала раньше, потратив все силы на магию.
Впрочем, усилия Сероглазой не прошли даром – гнома заметно шаталась, и силы её
были на исходе. Надвигающиеся на неё с разных сторон коридора Сестра Рулена и
Брат Угодай не оставляли Жрице ни малейшего шанса выжить, и Лисса перехватила
поудобнее посох, готовясь предстать перед Кхадгором, заодно прихватив с собой
хотя бы еще одного Храмовника…
Лязг отпираемой двери не разбудил Рэндома, как и звук
Набата. Старый фармер покойно спал, напившись эля, в который Брат Антисептик
примешал немного сонного зелья. Кто-то затряс Рэндома за плечо:
— Просыпайся, лежебока, хватит рожу-то мять! Не слышишь, что
ли – Набат! Доспехи и оружие для ополченцев выдают рядом с домом Старосты, это
через квартал налево. Давай, бегом дуй туда, нечего в Храмовом карцере
отсиживаться! Да и мне на стены пора, а не тебя, обалдуя, тут сторожить!
Вытолкав Рэндома на улицу, неулыбчивый Храмовник захлопнул
дверь. Подтянув веревку, служащую ему вместо пояса, Рэндом поторопился по
указанному адресу. У дома старосты было многолюдно. Невысокий коренастый
крепыш, руководивший процессом раздачи серого металлолома, который с большой
натяжкой можно было назвать «оружием», покрикивал на ополченцев:
— А ты куда прёшь? Что, кольчужка коротка? Извини, книгу
жалоб посеял! Да пиши что хочешь! И вообще – вали ты со своими кляузами к
троллям! Можешь передать им привет – моё имя Алонсо! Что? Меч тупой? Гномьи
бошки еще тупее, проламывай! А это что за пацан? Марш домой, к мамке под юбку!
Ох…
Согнувшись от боли после точного удара кулачком в солнечное
сплетение, крепыш прохрипел:
— Беру свои слова обратно… Стоп! Вы же – женщина!
— И что? Отсиживаться дома, ожидая, когда придут гномы? Не
дождётесь!
— Как Вас звать? Вы хоть примерно представляете, с какой
стороны брать в руки меч? Чем Вы зарабатывали на хлеб?
— Моё имя Суриал. Вряд ли Вы меня знаете – я не воин. Я
преподавала детям искусство танца. Абсолютно бессмысленное на войне ремесло,
но…
Спрыгнувший откуда-то сверху прямо в толпу новобранцев гном
радостно обнажил клыки и принялся раздавать могучие удары боевым молотом налево
и направо. Ополченцы гибли один за другим, неуклюже толкаясь и мешая друг другу
сражаться. Отброшенный в сторону, Алонсо упал на брусчатку и никак не мог
подняться, постоянно сбиваемый разбегающимися в панике людьми.
Молот берсерка описал очередной смертельный полукруг, метя в
голову в страхе зажмурившую глаза хрупкую девушку, которую Алонсо только что
принял за подростка… И ничего не произошло! Слабое сияние магической ауры
вспыхнуло вокруг Суриал, и молот отлетел обратно, как от стены. Девушка
недоумевая открыла глаза и изумлённо посмотрела на гнома. Из носа Суриал
вытекла тонкая струйка крови – удар гнома всё-таки был силён, и магический щит
ослабил его лишь частично. Еще не до конца понимая, что и как нужно делать с
только что пробудившимся у неё ДАРОМ, девушка просто представила, что если
поменять местами вот этот красный и вот этот синий Эфирный Камень, сложится
красивая и элегантная картинка… Годы занятий высоким искусством танца не прошли
для Суриал даром – она видела и умела ценить гармонию во всём. Единственный,
кому это пришлось не по душе, был гном, голова которого, отделённая от туловища
заклинанием Суриал, покатилась прочь от еще только начинавшего падать тела…
— Я слышал, что красота – страшная сила, но чтобы настолько!
– Наконец сумев подняться, Алонсо почтительно склонился перед Суриал. –
Простите, госпожа Боевой Маг – Вам не сюда, в ополчение, Вам – к Храму Эквиль!
Пусть Вы еще не до конца научились как следует владеть стихиями, двигая Эфирные
Камни – но тратить впустую столь сильный ДАР неразумно! Мандаринка, у вас,
кажется, с ней один размер – помоги девушке переодеться, дай ей что-нибудь из
своих доспехов!
Столь же миниатюрная, как Суриал, воительница, раздававшая
кожаные доспехи, ткнула в бок напарника:
— Дальше ты сам, Тазикс! Я отойду!
Подойдя к Суриал, девушка протянула ей руку и представилась:
— Сильвия! Но все зовут меня просто Мандаринкой. Пойдём,
склад синих доспехов тут рядышком!
Проводив взглядом уходящих воительниц, Рэндом вздохнул, и
стал в изрядно поредевшую очередь за оружием.
------------
В тексте использован фрагмент песни Владимира Ветчинникова
«Девятый отсек», посвященный Памяти двадцати восьми (1972) с «К-19».
Два сезона тому назад.
Горы Кхада. Кхатог.
Уличные баррикады на подступах к лечебнице Кхадгора.
Вторая дневная стража.
Пухленький гном-подросток, по имени Умный, проводил
очередную ночь под окнами своей возлюбленной – в тщетной надежде увидеть хотя
бы тень на занавеске от предмета своего обожания.
Кто-то, возможно, считает такое поведение влюблённых
мальчишек бредом… Наверное, он просто никогда не любил. Так, чтобы быть готовым
пожертвовать всё ради той, которая тебе дорога. Так, чтобы засыпать, глядя в
окна любимой, произнося её имя, и просыпаться с её именем на устах. Так, чтобы
отдать самое себя, всю свою жизнь, всю душу, до последней капельки, своей
единственной, лишь бы только она была счастлива. Радоваться, когда твоя девушка
улыбается, и страдать, когда она хмурится. Дарить ей цветы и подарки, баловать,
веселить – и совершать все те благоглупости, которые предписывает обычай и
велит сердце. И – если это потребуется для счастья любимой – тихо исчезнуть из
её жизни, чтобы не вызывать грязных сплетен, пересуд и слухов…
Половину сезона назад у него состоялся весьма неприятный
разговор с отцом девушки. Если, конечно, это можно было назвать разговором.
Старый заслуженный берсерк, не произнося ни слова, потрепал кожу простеньких
доспехов Умного в тех местах, где когда-нибудь, возможно, могли бы появиться
ранговые нашивки, демонстративно достал десятикратную лупу и
преувеличенно-внимательно стал разглядывать целых три значка,
свидетельствовавших об успехах подростка в изучении воинского мастерства. Затем
взгляд старика пробежал по нескладной фигуре парня, ненадолго задержался на
поясе – в том месте, где должен был быть кошель, и вперился в глаза Умного.
Несколько раз брезгливо поморщив губами, гном спрятал лупу в карман, тыкнул указательным
пальцем в грудь юноши и отвел руку с вытянутым пальцем в сторону, указывая на
дверь. Всё было понятно без дополнительных объяснений. Собственные значки могли
служить ветерану второй бронёй, покрывая всю грудь, а кошель можно было
использовать вместо кистеня – настолько он был увесист и объёмен. Умный
обречённо направился к выходу, поймав грустный взгляд юной гномы, тихонько
стоявшей позади отца и вытиравшей слёзы.
Теперь ему оставалось только ждать того дня, когда он сможет
гордо переступить заветный порог, сверкая багрянцем доспехов, с личным
огнемётом за плечами, с десятками значков, на которые почему-то были так падки
старики, и снова попросить руку любимой. А пока – дни он проводил в
тренировочных залах и лабораториях инженеров, а ночи – под окнами своей
ненаглядной. Сегодня ему повезло – он увидел её силуэт целых три раза, это была
неслыханная удача!
Наклонившись, чтобы достать из сумки нехитрый завтрак, Умный
увидел промелькнувшую над головой тень и почувствовал движение воздуха,
взъерошившее ему волосы. Удивлённо оглянувшись, он увидел в шаге от себя
одетого в синие доспехи Безбородого, заносящего свою секиру для нового удара.
Взмахнув рукой с зажатой в ней сумкой, чтобы защитить от удара лицо (глупейший,
по сути, жест – секире Безбородого было всё равно, что разрубать), Умный
потерял равновесие и кубарем скатился с валуна, служившего ему пристанищем.
Промахнувшийся второй раз Безбородый перехватил секиру и примерялся для
третьего удара, подходя к парню. Сидящий на земле Умный, глядя в глаза
Безбородому, неуклюже отталкивался ногами, пытаясь спиной вперёд отползти от
него как можно дальше…
Проводив взглядом мелькнувшие перед ним ноги гнома,
улетевшего вверх тормашками в сточную канаву, Безбородый досадливо сплюнул, но
спускаться вслед за неподвижно лежащим Умным не стал, видимо, посчитав, что тот
сам свернул себе шею при падении.
Умный открыл глаза. Затылок болел, но череп был цел – голова
гнома раскрошила встретившийся ей камень, а сотрясать внутри неё было нечего. Руки
Умного по-прежнему крепко сжимали сумку. Достав Сигнальную Шутиху, Умный выдрал
зубами чеку, швырнул шутиху подальше от себя и крепко зажал пальцами уши, чтобы
не оглохнуть…
Безбородые, проникающие в Кхатог через потайной лаз в
крепостной стене, показанный им Вальфом, бывшим Жрецом, продавшего свой род и
сменявшего Перевязь на рубиновую цепь Храмовника, беспрепятственно вырезали
мирно спящих в своих домах гномов. Тут не было никакой злобы или ненависти –
простой житейский расчёт. Как сказал Настоятель Храма Эквиль Инко, напутствуя
воинов перед боем: «Не мне вас учить, что и как делать, господа Чёрные Рыцари!
Убивать – ваше ремесло, так убивайте всех! Из мелких крысенышей могут вырасти
только крысы, из личинок гууда – только гууды, а из детенышей гномов – Охотники
за Головами! Не дайте им вырасти и убить вас! Бейте первыми!». Неожиданно
прозвучавший в тишине Хлопок Сигнальной Шутихи, за ним еще несколько, стали для
Безбородых крайне неприятным сюрпризом…
Чёрный удушливый дым от догорающих строений стелился по
улицам Кхатога. Тревога была поднята вовремя, но слишком неравны были силы.
Цвет и гордость Подгорного Народа, Охотники за Головами были далеко – на штурме
Лонгхольма. Несколько десятков берсерков, возглавляемых Миленой, с трудом
сдерживали постоянные атаки Безбородых. Теснота и узость улочек не давали
гномам применить огнемёты, потому что легко можно было зацепить своего, и бой
шел только холодным оружием. Но это же служило им на руку – небольшие силы
защитников позволяли сдерживать в несколько раз превосходящих их численностью
отряды Безбородых, вынужденных сражаться лишь частью сил. Вот только взамен
павших и обессилевших воинов Безбородые могли непрерывно пускать в бой новых и
новых бойцов. А заменять павших берсерков гномы не могли – некем. И постепенно
отступали в глубь селения.
Получив доклады об отражении очередной волны нападавших, Милена
почувствовала, что кто-то дергает её сзади за плащ, пытаясь привлечь внимание.
Оглянувшись, она увидела сидящего в инвалидной коляске могучего безногого
ветерана по имени Лайт…
Когда-то давно он был знаменит не меньше Цезариуса, и об их
совместных подвигах складывали легенды. А его силища стала притчей воязыцех.
Тем, что многие берсерки могли голыми руками свернуть в трубочку железный щит,
давно перестало считаться чем-то необычным. Но то, что делал Лайт – не мог
повторить ни один из гномов. Никто не мог похвастаться тем, что он способен
голыми руками задушить кристанида, разорвать, как паутинку канат, сплетённый из
трёх дюжин нитей ловчей сети темневика, или завязать двойным узлом в форме
ранговой нашивки Охотника за Головами трофейную алебарду Чёрного Рыцаря.
Несчастный случай, произошедший с Лайтом сезон назад при
охоте на Повелителя Гуудов, навсегда приковал гнома к коляске, и имя его постепенно
вытиралось в памяти молодёжи, уступая место новым кумирам. Что с того, что
голова убитого Лайтом монстра весела над камином в пиршественном зале Клана
Хранителей? Предсмертный укус гигантского муравья вызвал гангрену, и Парацельс
был вынужден отнять Лайту обе ноги выше колен. И хотя номинально Лайт всё еще оставался
Старшим КхадЛордом клана, он давно уже, увы, был «Свадебным Охотником за
Головами». Молодые и амбициозные берсерки, отдавая дань прежним заслугам
КхадЛорда, с тайным нетерпением ждали, когда же Кхадгор приберёт старика к
себе, чтобы занять опустевшее место. В Клане Хранителей было много сильных гномов,
и кто из них сумел бы победить в междоусобице, оставалось только гадать.
Впрочем, у Лайта была еще одна тайная страсть, которую,
оставшись не при делах, он сделал явной и стал отдавать ей всё свободное время.
Он был искусным инженером, обожающим изобретать и мастерить различные
механизмы. Для начала он переделал свою инвалидную коляску, заставив её не
только кататься по ровному месту, но и взбираться по ступеням, благодаря хитро
строенным колесам и оставшейся в руках Лайта недюжинной силе. И механизмы Лайта
тоже были не совсем обычными – они были почти живыми, и благодаря магии Эфирных
Камней умели выполнять нехитрые действия. Но то, что он творил последние
пол-сезона, должно было раз и навсегда поставить точку в войне – во всяком
случае, Лайт на это искренне надеялся.
— Ваше Высокопреосвященство! – начал Лайт своё обращение к
Милене, но был тут же ею одёрнут:
— Лайт, старинный мой друг, с каких это пор ты стал звать
меня в бою полным титулом? Хочешь, чтобы Безбородые нас десяток раз расчленили,
пока ты будешь всё это выговаривать? Давай без чинов, как раньше!
— Хорошо, Милена. Я вижу – дела не очень?
— Да, Безбородых слишком много. Десперадо пока сдерживает их
в центре и даже несколько раз контратаковал. Еще молоденький мальчик, по имени
Грешник, сумел пробиться с несколькими друзьями к выходу из потайного хода и
взорвать его, завалив камнями, теперь Безбородые не смогут быстро получить
подкрепление. Ведь все знали этого Грешника как самого обычного ресобоя – а тут
на тебе, вёл себя в бою храбрее многих карателей, да и ДАР у него, как
выяснилось, не слабый! Если выживет – думаю, сделает карьеру и станет минимум
ВарГрафом! Кровь у него молодая, горячая, в бою прямо-таки бурлит, и когда он
сдвигает Эфирные Камни – урон от этого получается очень и очень сильным!
— Значит, моя помощь не требуется? А то я тут, грешным
делом, подумал, что старый механобот шурф в забое не испортит. Хотя, говорят, и
глубоко не пробурит…
Милена наклонила лицо к Лайту настолько близко, что никто не
смог бы увидеть даже кончика её губ, и тихо прошептала:
— Всё не просто плохо, а неимоверно плохо, Лайт! Мы – не
удержим Безбородых, и я это знаю! Еще одна, максимум две стражи – и мы падём.
Половина селения вырезана. Если Безобородые прорвутся дальше – они убьют всех.
Я-то своё уже пожила всласть, как и ты – а вот тот же Грешник, к примеру, или
Соня… Они же еще совсем малы! Если Буддыч успеет подготовить за время, что мы
сдерживаем Безбородых, хотя бы один Летающий Остров – я постараюсь эвакуировать
выживших детей на нём. Всех, скольких смогу. Меньше чем за неделю Остров
достигнет столицы, и хотя бы дети будут спасены. Припасов там по расчётам на
одну Луну – должно хватить с избытком! Но остальным – я ничем не смогу помочь.
Поэтому, если у тебя есть что сказать – говори сейчас. Или – бери в руки
огнемёт, ранец с термическими гранатами, и становись в строй! Сейчас каждый
берсерк на счету, пусть даже раненный и изувеченный. И… спасибо что пришел с
оружием, Лайт!
Растроганный до глубины души таким доверием, Лайт осторожно
достал откуда-то из ранца, притороченного к спинке инвалидной коляски,
потрёпанный пергамент, весь покрытый какими-то чертежами и расчётами.
— Вот. Это моё последнее изобретение. Я назвал его
пароботом. И даже успел сделать заготовки на пяток таких стальных чудищ, только
не собрал. Это робот. Боевой робот. Огромный, в три роста Безбородых. И
чудовищно сильный. Я не успел проверить все расчёты, и не знаю, как далеко от
Капища Кхадгора паробот может отойти – энергию он берёт от Эфирных Камней. Но
один паробот сможет уничтожить до двух-трёх сотен Безбородых в одном бою,
думаю, этого хватит, чтобы выровнять ситуацию. И последнее. Собрать прямо
сейчас можно пять пароботов. Если потребуется – по моим чертежам можно будет
изготовить и собрать их хоть сотню. Но действующая модель – будет только одна.
Паробот не может двигаться, если его не оживить. А как это сделать с бездушной
железякой – ты знаешь, Высшая Жрица! Я согласен отдать свою Душу – чтобы ты
переселила её в паробота. Это будут мои прощальные гастроли Охотника за
Головами.
Милена внимательно рассмотрела чертежи, и отдала необходимые
распоряжения. Вскоре под руководством Лайта все пять боевых машин были собраны,
и аккуратно лежали рядышком на траве, поблёскивая полированными боками.
Тщательно проверив затяжку болтов и подгонку деталей, Лайт подкатил свою
коляску к голове одного из пароботов и снял с себя одежду, обнажая грудь.
Приготовив жертвенный нож, Милена поставила на колени Лайту
ёмкость для сбора крови героя, почтительно поцеловала ему руку, прощаясь, и
нанесла удар в сердце гнома, произнося заклинание. Через миг, показавшийся всем
присутствующим вечностью, глаза паробота загорелись огнём, пылающим в
расплавленном горне. Стальной воин пошевелился, поднял туловище и встал во весь
рост. Аккуратно переступая через окружающих его гномов, паробот направился к
центру селения, в самую гущу схватки…
